Александр Проханов,писатель,стал Героем труда,гертрудой,как говорили в любимом прохановском СССР. За,как сообщает Владимир Путин в наградной записке,особые заслуги в развитии отечественной культуры и литературы.

Александр Проханов смотрит в будущее

Социальные сети

Какиеже такие заслуги усоловья Генштаба,как называли Проханова вовремена Афганской войны— запубликации? Авот пожалуйста,яркий пример: недавно он выступил сочередным страстным заявлением. Веленского масштаба,спровозглашением своего рода революции вкосмосе.

«Идея бессмертия уже заявлена западными трансгуманистами— это идея бессмертия для одиночек,для нескольких аристократических богатых семей. Норусская философия породила Николая Федорова,который предлагал бессмертие,воскрешение измертвых для всех. Сегодняшняя Россия возвращается кНиколаю Федорову,иона готова воспринять эту великолепную,восхитительную,мистическую иочень рациональную идею. Тема империи,которая драгоценна для сегодняшней изавтрашней России,необойдётся без мечты— без чаяния бессмертия».

Чем хорош господин Проханов? Какой-то вопиющей,неудержимой бессовестностью,закоторой скрывается страх. Страх подавляется пафосными,экспрессивными инесовсем грамотными метафорами. Чем ярче,чем громогласнее,чем сильнее напор,чем неудержимее поток— тем лучше. Точнее— тем глуше голос страха,тем дальше образ неотвратимого суда.

Аведь отвечать придется. Изнает это прохановская душа.

Грязным Тургеневым называли Проханова вкулуарах «Эха Москвы». Вэтом мне чувствовалось какое-то оскорбление Ивана Сергеевича,содной стороны,асдругой— необыкновенная точность. Ябы добавил кэтой характеристике— знаменитое галичевское— «обрызганное оспою лицо».

Действительно,человек,строящий изсебя барина,ловитель бабочек,опускающийся вбездну безвкусия. Ичудовищно боящийся смерти.

«Как оннебоится бояться смерти»,— говорил оТургеневе Толстой.

Этот страх вквадрате— главная феноменологическая черта,главная составляющая характера автора «Господина Гексогена».

Иизэтого страха,совсем поДостоевскому,— прямого антагониста Тургенева,— вырастает яростный метафоризм Проханова.

Проханов,конечноже,— карикатурный,намалеванный густыми мазками портрет Кармазинова из«Бесов». Тоесть удвоенная карикатура. Оннадевает насебя маску барственности,носамо желание выставить себя аристократом духа оборачивается отвратительной противоположностью.

УПроханова какая-то некрофильская страсть кплоти,кэкспрессивной физиологии.

Япомню,как на«Эхе Москвы»,обсуждая катастрофу наатомной электростанции вЯпонии (АЭС Фукусима),онразразился монологом оЧернобыльской катастрофе. Проханов защищал атом. Его мощь исилу. Проханова несло. Онвспоминал туннель под реактором,говорил орабочих стелами,блестящими отпота,рассказывал,как онвошел втуннель (тоже блестя отпота,интересно?),поднял руки ипочувствовал биение реактора,атомное сердце всвоих руках. Этот монолог,выходящий запределы всякой этики,чудовищный посмыслу своему,понамеренной лжи ипоказательному возвеличиванию лжи— обнажает суть Проханова.

Свою онтологическую трусость онприкрывает метафорами,потными телами,яростными словами овеличии,оглобальном,всеобщем.

Как будто они могут спасти отсмерти иответственности!

И,иллюзорной надеждой наспасение,наизбавлении отужаса смерти итьмы внешней— может стать лишь бессмертие.

Здесь нет парадокса— также,как культ разрушения,гибели,жертвы телом,терзания плоти соединяется ссугубой материальностью ифизиологизмом,сгиперэкспрессивным натурализмом описания,— так инекрофильсокое упоение истрасть идут рука обруку сжаждой бессмертия.

Жажда вечного уничтожения,нескончаемого созерцания превращения тела втруп— вот истинная страсть Проханова.

Ссылка наНиколая Федорова показательна. Федоров говорил необессмертии живущих,неопродлении оргии уничтожения живого,ноовоскрешении отцов.

Иянебез некоторого мстительного наслаждения представляю себе,как воскресшие замученные вГУЛАГе,вБутырках,напересылках,вмерзшие влед,расстрелянные исваленные вямы— как они обступают Проханова,смотрят вего «обрызганное оспою лицо». Искренне желаю ему,чтобы эта картинка возникала вего старческих снах,иповторяю заклинания еще одного человека сужасом смерти всердце истрахом посмертного суда:

«Икогда придет час меры взлодействах тому человеку,подыми меня,боже,изтого провала наконе насамую высокую гору,ипусть придет онкомне,иброшу яего стой горы всамый глубокий провал,ивсе мертвецы,его деды ипрадеды,гдебы нижили при жизни,чтобы все потянулись отразных сторон земли грызть его затемуки,что оннаносил им,ивечнобы его грызли,иповеселилсябы я,глядя наего муки!».

Николай Гоголь,«Страшная месть».